17 ноября 1985 года – в день смерти инженера Георгия Урсу (жестоко убитого по приказу Службы безопасности из-за аналогичного дневника) – архитектор Георге Ляху записал в своем дневнике:
«Сегодня мы проснулись с первым снегом. Чешуйки, дома, крыши приобрели безупречный оттенок, вызывающий столько воспоминаний (...) Первый снег, когда-то компенсированный теплом в наших домах, в наших общежитиях, даже во время войны; Я не помню, чтобы в детстве я когда-либо болел простудой. Вот уже первый снег... первый сигнал: на кухне едва теплится газ, едва кипит чай... и это только начало. (…)
Никто в цивилизованных странах Запада не может себе представить, каким испытанием, какими мучениями, каким унижением, какой человеческой деградацией была зима 84-85 годов. Нас буквально трясло на работе и дома, люди остались с сломанными морозом радиаторными установками, тысячи людей переехали из кварталов без давления газа, тысячи людей переехали к родственникам, к родителям, где пламя все еще теплилось... ( Георге Ляху, «Архитектор Золотого века» )
В книге «Палач и жертва» писатель и бывший политзаключенный Александру Михалча вспоминает, что ситуация не изменилась даже зимой 1983-1984 годов:
«Семейный снимок: где-то в начале февраля 84 года мы с женой смотрим на руки нашей дочери Смаранды: они красные, опухшие, с трещинами в костяшках пальцев, сгибание которых болезненно. У 12-летней девочки на морозе в доме замерзли руки. Радиаторы холодные как лед, а электричество поступает по губкам. Кружит зловещий банк: сидим в темноте, как во времена камуфляжа, улицы пусты, нам нужно только, чтобы еда была как во время войны...».