Он был нетипичным епископом Рима, иезуитом, который «выдавал себя» за францисканца, подобно тому, как ястреб подражает курице.
Помимо того факта, что он родился в определенное время и в определенной географии, с которым невозможно спорить, Бергольо обладал типично латиноамериканской набожностью, то есть смесью импульсов, энтузиазма и парадоксальных скачков. Таким образом, конкретно, он довольно быстро, не колеблясь, принял теологию освобождения, то есть попытку примирить Евангелие Христа и Манифест Коммунистической партии, между Платоном и Марксом. Это вызовет недоверие военной хунты и, под давлением реальности, заставит его пойти на компромисс. Конечно, я видел много фильмов о двух Папах, которые лично меня тронули, подтверждая, что быть и оставаться человеком — это самый смелый поступок, самая рискованная ставка. Но за пределами королей, сценариев и прочих эффектов тот, кто станет архиепископом Буэнос-Айреса, вскоре проявит свою жестокость, жажду мести и, будучи поставленным к стенке, свою трусость. Разумеется, я не призван судить его, но я лишь даю обзор, хотя и с виноватой поспешностью, биографии персонажа, который находит себе равных, пусть и в малом, даже в нашем православном мире.
За десятилетия до этого в Ватикане «кардинал бедных», как его называли по сути антихристианские левые, столкнулся со своим великим теологическим цензором Ратцингером, будущим Бенедиктом XVI, его непосредственным предшественником. Как мы можем (пере)читать в записках Конгрегации вероучения, немец последовательно упрекал часть латиноамериканской иерархии в иллюзии, антиутопии союза классовой борьбы и единения ради предвосхищения Царства Божьего. Если соблюдать пропорции любого сравнения, то получается, что место самоубийцы Иуды занял не кто иной, как Робин Гуд, отнимающий у богатых и раздающий нуждающимся, убивающий обладателей благополучия во имя «великого анонимного» бедняка. Излишне говорить, что эта формула не сработает, поскольку, что интересно для нас, обвиняемых в невмешательстве, католицизм в Южном полушарии не смог стать по-настоящему критическим голосом, олицетворять альтруистическую инаковость по отношению к политическим режимам, отмеченным злоупотреблениями, преступлениями и безумием.
Достигнув вершины церковной власти, которую только можно себе представить, Франциск проявил смирение, чего бы это ему ни стоило. Два примера. Во-первых: проживание в Casa Martha, то есть в кардинальской/священнической резиденции Ватикана, а не в гораздо более безопасных, буквально неприступных папских апартаментах, будет означать огромные расходы для аппарата безопасности. Второй, аналогичный: при желании управлять, казалось бы, скромными автомобилями, такими как Fiat (в Риме) или Dacia (в Бухаресте), тому же самому защитному устройству придется вмешаться в значительной степени, приложить дополнительные, дорогостоящие усилия, чтобы гарантировать физическую неприкосновенность высокого пассажира. В целом, кроме пиар-акций, эти жесты не имели никакой другой ценности или последствий. Я говорю это как человек, который изначально ценил его решения, его публичные выступления, включая, казалось бы, банальное приветствие «Buon pranzo!» Завоеватель по натуре.
В любом случае, я никого здесь не оскорбляю – зачем мне этим заниматься?! – но я просто отмечу, что в эпоху постправды, манипуляции на всех каналах и практически во всех формах, уже нельзя организовать шоу из смирения, фейерверк из веры или стол переговоров из евангельских принципов. Если бы Иоанн Павел II, помимо своих внутренних институциональных ошибок, сделал антикоммунизм отличительной чертой своего великого понтификата, а Бенедикт XVI изменил бы направление церковного учения, то в лице Франциска мы увидели бы проявление нонконформистского идеологического евангельского конформизма. Подразумевается: тот, кто предает Христа, заявляя, что проповедует Его более широко и глубоко, в конечном итоге оказывается в положении популистов, которые во имя и с помощью инструментов демократии устанавливают диктатуру, аномизм. Круг замыкается. Закрывать.
Докса!