Как доказать моральное преступление? (постскриптум)

На этом разъяснении я остановлюсь до следующего важного «поворотного момента» в весьма серьёзном вопросе курения. Как, строго говоря, доказать, что, помимо образов, которые могут быть результатом мальчишника (sic!), речь идёт о неканоническом употреблении веществ? Как докопаться до сути, с именами и фамилиями, аргументами и достаточным количеством данных, чтобы отправить кого-то на прогулку? Как провести дератизацию? Таким образом, я ставлю себя на место члена консистории или церковного советника.

В большинстве случаев без постановления суда проводить цифровой поиск невозможно. Возможность того, что что-либо, например, документ из интимной переписки между двумя или более людьми, станет достоянием общественности, обусловлена неосторожностью, халатностью, возможно, ревностью, злонамеренным умом, мнением, что, если первым и настойчиво указать на чужой беспорядок, то свой собственный кажется почти чистым. Так что во всей этой истории, по всей видимости, мы полагаемся на случай. Можно, не без злого умысла, назвать это провидением.

Ладно, но в таких условиях далеко не уедешь. Максимум – дисциплинарный проступок, отклонение от темы, промах, временная амнезия или молниеносный захват власти, похищение в обратном направлении, сверху вниз. То есть, какофания. К тому же, на таких «основаниях» можно говорить о ком угодно, злословя, имея привычку пышно выдумывать, особенно если реальность не даёт достаточного. А поскольку сплетни – второй источник откровения в Церкви, подобно источникам в политике или журналистике, момент, когда вся история скатится в пучину неактуальности, очень близок.

Проблема в том, что мы не просто остаёмся с мусором под ковром, но он ещё и с нами за столом, в процессии, как слуга. И чтобы сделать серьёзность ситуации ещё яснее, мы оказываемся ещё и с мусором, который изобилует мусором, бросает вызов блеску алмаза, напоминая нам, что это всего лишь форма минерализации и ничего более. Переворот отношений, оскорбительное обрезание ступеней лестницы ценностей, перепрыгивание через стену любой моральной цензуры и торжество мусора, ставшего сокровищем, запахом, – всё это произошло на самом деле, за пределами метафоры.

Но как же тогда избавить сообщество от унижения, от стыда, от того, что на новом дако-саксонском языке называется уязвимостью? Как защитить ахиллесову пяту? Что ж, здесь вмешивается нечто более систематическое, чем чистая случайность: память. Или, точнее, совокупность воспоминаний тех, кто сталкивался с подобными персонажами, даже если их показания как (полу)жертв не подлежат оспариванию в судебном порядке, подпадая под действие срока давности, без сомнения, рисует портрет человека, непосредственно причастного к практикам в сфере мерзости и опустошения.

И нет, это не охота на ведьм, а просто естественное желание наконец-то выбросить мусор из дома. Конечно, его миазмы сохранятся в коврах, обоях или одежде, но, проветривая, побеливая, усердно оттирая, воздух в конце концов всё равно станет пригодным для дыхания, чтобы можно было с умиротворённым сердцем приглашать гостей и друзей. В конце концов, именно это мы и делаем, независимо от степени явной слабости или предполагаемой добродетели: стараемся, следуя ритму церковной жизни, не цепляться за грех настолько, чтобы стать его другим именем.

Докса!

P.S. Я знаю по крайней мере двух-трёх человек, которые за последние десятилетия собрали всевозможные свидетельства подобного рода из религиозной жизни, не только нашей Церкви и не только Румынии. Желание — задокументировать, как, собранные воедино и по отдельности, привычки, промахи и проклятия тех, кто внутри, отдаляют тех, кто снаружи стучит в дверь по призыву Спасителя. Некоторые ждут до сих пор.