Богатое воображение последекабрьского гражданского общества основано на плановом и фактическом исключении православной церкви большинства из определения свободы после символического падения коммунизма. Я всегда подчёркиваю символический характер этого явления, поскольку, благодаря быстрой казни одиозной четы Чаушеску, вне рамок действовавших в то время правовых норм, новый политический цикл начался со зловещей церемонии... вуду. После того, как пропитанные куколки были ритуально «убиты», феноменологически говоря, другие люди, пришедшие из той же реальности, смогли жить своей «естественной» жизнью. Именно так, через краткий экскурс в культурно-религиозную антропологию, объясняется, почему люстрация не прижилась в нашей стране, как и в других её частях, и почему мы не пережили испытание коммунизмом, выходящее за рамки правовых ограничений и борьбы «сопротивления» прежних/нынешних властных структур.
На уровне церковного института всё произошло точно по заданной политической модели. В частности, как мы помним, Патриарх Феоктист несколько преждевременно удалился в Синайский монастырь, чтобы освободить место для обновлённой Церкви, как постадамической, так и посткоммунистической. И точно так же, как в политике, те, кто не символизировал «зло» наверху – к этому нас приводит централизм в решающие моменты: кто падает/возвышается в Бухаресте, символически падает/возвышается по всей Румынии, что, очевидно, неверно, – смогли прожить свою жизнь без смущения, пережив шок перемен без серьёзных травм, так что после преемства Феоктиста некоторые, кому следовало бы ещё больше отдалиться, и, осознавая свою невзгоду, постоянно боролись за кулисами. Но нет, им оставалось лишь вздыхать, что они «не смогли стать мучениками».
В течение месяцев, а затем и лет после декабря 1989 года, особенно через голос гражданского общества, Православная Церковь постоянно обвинялась, оклеветалась, демонизировалась посредством противопоставления её полной греховности и абсолютной чистоты Греко-Католической Церкви, возникшей из злоупотреблений беззаконием, или посредством манипулятивного раздувания лицемерной mea culpa митрополита Банатского Николая, ключевой фигуры, наряду с другими знаковыми фигурами, в присутствии Секуритате в Синоде. Подвергнувшись этому своеобразному осуждению, БОР не знал, как выглядеть убедительным, сначала прижавшись спиной к стене, а затем просто отвернувшись от реальности в процессе объединения. Инсценировка того, что Патриарх Феоктист не хотел бы приветствовать короля на Митрополичьем холме – мерзость, совсем не чуждая калофильному архимандриту, – а затем вопрос с файлами CNSAS довершали картину.
Что всё это время, в состоянии волнения, дело революции было заблокировано, что шахтёры пришли, а молодёжь ушла, выбрав путь изгнания, что охранники ещё больше напортачили, что товарищи стали джентльменами, и что заявленный посткоммунизм структурно противоречил задержке свободы или, что ещё хуже, её извращению, вливанию большого количества воды в вино демократии, что упомянутые файлы CNSAS также выявили двойные стандарты некоторых профессиональных моралистов, что почти все силы пришли к власти, что у нас были экономические пушки, но также и то, что мы заблокировали вступление в ЕС и НАТО — реальный вклад Церкви, в основе, либо отрицался, игнорировался, либо оспаривался. Гибель единственной христианско-демократической партии, PNȚ-CD, и препятствия, воздвигнутые на пути новой, в свою очередь, являются признаком идеологического оппортунизма, а не подлинного обращения.
После систематического демонтажа всего и вся, целостность нашего общества, и не только, заключается в своде ценностей, столь же абстрактных, сколь и конкретных, благодаря тем, кто ими живёт, одушевляет их, передаёт их. Я не буду здесь возобновлять дискуссии на европейском уровне о пределах нейтралитета модерно-либерального государства в доктринальном смысле и о том, что оно не может вести себя безразлично, даже агрессивно, по отношению к векторам сообщества, которые не навязываются ни политическими переговорами, ни законами, ни механизмами принуждения. На этом пока всё: как ясно показывает уже ставший знаменитым диалог Хабермаса и Ратцингера, обществу, а не только континенту, необходимы душа и разум одновременно. То есть, ему нужен разум веры, чтобы, как при тоталитаризме, превратить разум в эрзацрелигию.
После вчерашнего момента в Национальном соборе (НС), который как можно более наглядно обозначил ключевую роль Церкви в поляризованном обществе, подобном нашему, я считаю, что даже критика Церкви должна быть обновлена, в том числе по отношению к тем, кто заявляет о своём неверии. Другими словами, чтобы наконец достичь зрелой современности, которая больше не видит иррациональности в вере или разуме как гарантии человечности, вернуться к формуле Хабермаса/Ратцингера. Посредственные нападки такого типа в НС были в основном направлены против коррупции, против народа или против того, что мы должны действовать как за столом богача, приглашающего инвалидов и маргиналов, – всё это свидетельствует не столько о просчетах, порой реальных, как солнечный свет, институциональной Церкви, сколько об атеизме, замаскированном под мораль.
Гражданское общество, которое необходимо, как всегда, так и впредь, должно, на мой взгляд, отказаться от позиции тупого, ограниченного и, следовательно, карикатурного рационализма. Только так, в конце концов, критика экстремизма и нынешней власти может обрести авторитет и вес. Фактически, продолжая этот устаревший антирелигиозный подход, представители гражданского общества в его нынешнем понимании лишь подпитывают экстремистов всех мастей. Чтобы расставить все точки над i, нужно проявить интеллект не только в том, чтобы верить (если хочешь, можешь), быть образованным, подготовленным и т.д., но и в том, чтобы критиковать Церковь, как будто ты вне её. Подобные установки делают жизнь невозможной для тех, кто, будучи истинно внутренне, способствует рассудительности, ясности. То есть вышеупомянутому основанию веры.
Докса!